Приняв еще в имперской России на службу в полиции женщин, в году 1919-ом молодая страна Советов официально объявила об организации женской милиции. Уже в 1929 году женщине доверили возглавить 11-ое отделение Ленинграда, которое обслуживало район знаменитой Лиговки. В нынешних отделах и управлениях полиции женщины исполняют свой служебный долг так же ответственно и добросовестно, как и мужчины, не ограничиваясь кабинетными должностями.
Знакомьтесь: полковник внутренней службы Елена Викторовна Листраденкова – начальник штаба межмуниципального отдела МВД России “Гагаринский”, очаровательный сотрудник с цепким взглядом и ранимой душой, сохранившая женскую мягкость в жёстких условиях работы в мужском коллективе.
– Елена Викторовна, начальник штаба – работа больше бумажная, прямо скажем. С живыми людьми работать сложнее? И вообще: как складывался Ваш путь к погонам полковника? Желание работать в милиции было осознанным или воля случая?
– Я уже после школы знала, что буду работать в милиции. Поступала специально в юридический. У меня гражданское образование, и были большие возможности работать юристом на предприятиях, в адвокатской конторе. Нет, говорила я сама себе, у меня своя цель. Наше поколение воспитывалось на книгах, на классике, Конан Дойл, борьба за справедливость, романтика… Пришла в наш отдел милиции, работала стажером. Мое образование позволяло получить офицерское звание, и через полгода стажировки я получила младшего лейтенанта – самые дорогие для меня погоны.
Работала дознавателем около года. Это тот же самый следователь, но по менее тяжким преступлениям. Ушла в декрет, а так как работу бросать не хотелось и нужно было как-то совмещать, через два года перешла на менее ёмкую работу, как мне на тот момент показалось – в подразделение по делам несовершеннолетних, где работала с 1998 по 2013 год. Сначала инспектором, потом старшим инспектором, после – начальником ПДН. Эта работа оказалась очень сложной! Работа с детьми. Это будущее поколение, в которое ты вкладываешь свою душу. Будучи дознавателем, ты работаешь со взрослыми, у которых уже есть какие-то приоритеты в жизни, понятия, что такое хорошо и что такое плохо. Когда ты общаешься с детьми – у них таких понятий нет, ты принимаешь в их судьбе и воспитании непосредственное участие, коль так сложилось в семье ребенка.
– Больно за них?
– Больно и страшно. Переживаешь за каждого. Мы плотно работали с родителями, пытались устраивать детей в кружки. Раньше был центр «Надежда», и вместе с психологами проводили тестирования, совместные занятия, чтобы родители и дети сблизились, нашли точки соприкосновения. В общем, держали 24 часа руку на пульсе.
После приходили не только благодарные родители, но и дети, которые сейчас выросли. Расскажу об одном из них. В ту пору мы решали судьбу 13-летнего подростка, проблемы дома, он – третий ребенок в семье, родители пили, воспитанием не занимались. Мальчик начал совершать кражи – по мелочи, что плохо лежит. Встал вопрос: направить его в исправительное заведение закрытого типа или постараться всё же кардинально поучаствовать в его судьбе. Дети, даже “волчата” с уже очерствевшими сердечками, откликаются, если ты принимаешь живое участие в его судьбе, когда ты разговариваешь по душам – им не хватает этого.
Так и с тем мальчиком. Совместными усилиями устроили его в кадетский корпус, военкомат работал вместе с нами. Мальчик закончил кадетский корпус, после – военное училище. И сейчас, как только каникулы, отпуск – приезжает в Гагарин, звонит нам, встречаемся, беседуем. Мы уже не чужие люди. Он рассказывает, как живет, девушку нам свою показывал. Вот такая история.
– Сколько через Ваши руки прошло детей?
– Сотни. На учете стояло до семидесяти детей плюс порядка двадцати пяти семей. Со всеми постоянно общались. Порой заново вылавливали этих ребятишек, повторно спасали. Ведь главное – не наказать, а помочь. Хотя женщина всегда остается женщиной, несмотря на погоны. Материнское участие преобладает. Недавно с дочерью вспоминали о случае, когда я хотела привести домой малыша. Но всех домой не возьмешь и проблемы всех не решишь.
– Расскажите об этом, пожалуйста.
– Был звонок. Приезжаем в неблагоустроенный двухэтажный дом: в квартире окна затянуты полиэтиленом, вместо центрального отопления – “буржуйка”, на улице минус 30. Дверь открывает молодая женщина, рядом бегает пацаненок в одной маечке – с кудрявыми белокурыми волосами и огромными голубыми глазенками. По всей квартире – какие-то ведра с испражнениями, мороз же на улице, всё в доме. Еды нет, чистой одежды для ребенка – тоже, по всей квартире – груды хлама. И вот подходит этот кучерявый малыш ко мне и спрашивает: «Хочешь вкусняшку?» Я отвечаю: «Хочу». Он идет к “буржуйке”, у которой стоит обычный полиэтиленовый пакет с мелкой промерзлой картошкой – а она же сладкая!, достает одну и протягивает мне: «На!» Тут я не сдержалась – слезы хлынули градом, и погоны не помогли.
Мы его быстро завернули – напарник снял бушлат, нашли в машине одеяла. Мамаша в слезы, мол, не пьет уже две недели, исправится. Мы его так в одной майке и забрали. Через несколько дней приехали родственники из Москвы и увезли малыша. Дома рыдала, как белуга, не один день. Моя семья успокаивала: «Так в чем проблема? Давай возьмем». У малыша сложилось все хорошо и без меня.
– В штабе таких переживаний нет?
– Сейчас моя работа связана с бумагами, и таких эмоций и переживаний нет. Но мне тяжеловато: не хватает общения. Когда ты работаешь с живыми людьми – все равно видишь результат, даже если он негативный. А сейчас – мертвые бумажки. Но я всё равно люблю свою работу.
– Последнее время, по мнению жителей, особенно из сельских поселений, недостаточно участковых в районе, не хватает их работы. Народ не всегда знает имени, вспоминая, что раньше участковый был в курсе всего происходящего, знал, когда появился новый сосед и куда убежал Шарик…
– Это уже романтика, к сожалению. По штату нас меньше не стало. Раньше была живая работа с людьми, мы не писали столько бумаг. Сейчас каждое свое действие фиксируем, чтобы подстраховать себя и людей. С другой стороны, сегодня каждый школьник знает, на что имеет право. Люди стали больше обращаться в полицию, что говорит и о доверии, и это радостно, стали более подкованными. Но вместе с тем звонят в полицию по поводу и без: кошка залезла на дерево, соседи не дают спать. И за счет роста сообщений участковый большую часть времени разбирает письменные и устные сообщения из дежурной части, у него нет возможности выехать и работать на своем оперативном участке.
Если говорить о селе, то в Карманове работает пункт полиции, и один раз в неделю участковый уполномоченный осуществляет прием граждан. На этом всё. К сожалению, если что-то случилось, населению приходится вызывать полицию по факту. Такой профилактической работы, как хотелось бы, нет.
– Мы пережили 90-ые годы очень непросто. Стало ли безопаснее в районе?
– Если сравнивать с девяностыми – конечно, стало спокойнее. Тогда был бурный расцвет коррупции, организованная преступность – передел сферы влияния. На улицу вечером люди боялись выйти. Да что там на улицу – из подъезда! На данный момент убийств нет, грабежи сократились, но растет дистанционное мошенничество. Общество не стоит на месте, развивается, появляются новые преступления. Когда бы кто прогнозировал, что посредством сотовой связи можно вымогать деньги. Несмотря на то что мы проводим большую просветительскую работу – люди попадаются на эту аферу. Есть русское «авось», вроде как меня это никогда не коснется. Люди самонадеянны. Легкодоступность всегда подкупает людей, а безнаказанность порождает вседозволенность.
Приезжаем, например, на обращение женщины, которая перевела деньги мошенникам, на столе лежит газета с нашей статьей, в которой мы упреждаем жителей быть внимательными. Но как так?.. Мошенники – очень хорошие психологи, знают, как построить разговор, прощупывают, на кого и на что можно надавить. Кому-то элементарно предлагают какие-то товары, люди же на халяву «покупают» что подешевле, особенно более старшее поколение, и остаются без денег. Все эти телефонные звонки поступают из мест лишения свободы, что ближе к Сибири.
– А в тюрьмах разве разрешают ходить с телефоном?
– Нет, конечно…
– Что сложнее: раскрыть преступление или провести профилактику?
– Конечно, провести профилактику.
– Почему в полицию идут женщины? Это далеко не женская работа или не так?
– Полностью согласна. Если хочешь быть хорошим сотрудником – работа должна быть на первом месте. Ни семья, ни друзья. Перед тобой все равны – друзья, товарищи, родственники. Это очень сложно. А что не женская – однозначно. Самые обделенные дети – это дети сотрудников полиции.
– Как Ваш ребенок со всем этим смирился?
– У нее выбора не было (улыбается). Анастасия была и остается самостоятельным ребенком. Но и в настоящее время мало что поменялось. У сотрудниц – те же «рабочие» отношения с детьми. Если вдруг ребенок заболеет – долечиваем по телефону: “выпей красную таблеточку”, “обед разогрей в микроволновке три минуты”, и так далее.
– Но ваши дети не становятся уличными!..
– Всё идет из семьи. Меня никто не переубедит: всё, что вложено в ребенка до трех лет, то и взрастет, потом мы просто пожинаем плоды. Что такое хорошо и что такое плохо, ребенку нужно объяснять в детском возрасте. Конечно, важен пример родителей.
– Найдутся ли хорошие слова, чтобы поздравить коллег, ветеранов МВД с праздником?
– Конечно! Самое главное – уверенности в завтрашнем дне, семейного благополучия, потому что где бы мы ни работали, все равно возвращаемся домой, где нас ждут и где в нас верят, в общем – крепких тылов. Желаю всем здоровья, терпения и любить свою работу.
№45 от 10.11.2017
